Лазаре

Программа построения капитализма в России начала буксовать очень быстро. Только видно это стало не сразу. Уже в 2000 г. была проведена успешная либерализация налогового обложения: введена плоская шкала подоходного налога и регрессивная шкала социальных платежей. Такой старт путинского президентства многих вдохновил — особенно либеральных политиков и экономистов, а также представителей бизнеса. Неудивительно, что «программа Грефа» — экономическая часть программы нового президентства — началась именно с этих шагов. Они были сравнительно просты в техническом исполнении, не требовали большого числа согласований, а противники на левом фланге уже не могли им воспрепятствовать. Это был, пожалуй, самый эффективный шаг с начала нового тысячелетия в России: бизнес стал выползать из тени, налоговые сборы росли.

Но впереди были более важные и трудные в исполнении реформы. Если экономическая часть программы была опубликована, то вторая часть — «государственная реформа» — держалась в тайне, соответствующая разработка Центра стратегических разработок так и не была никогда предана гласности. Две ее главные части продолжали дорабатываться в режиме спецоперации: судебная реформа — под руководством Дмитрия Козака, административная реформа — под руководством Дмитрия Медведева. Военная реформа находилась в стадии глубокого залегания, продолжавшегося весь первый президентский срок Путина.

Социально-экономическая часть программы была обширнее: реформа бюджетной системы, земельный кодекс, трудовое законодательство, реформа ЖКХ, пенсионная реформа, дерегулирование (дебюрократизация), реформа естественных монополий, банковская реформа, реформа таможенного законодательства, развитие финансовых рынков, движение в направлении присоединения к ВТО. Однако уже с лета 2000 г. вся эта работа начала тонуть в бесчисленных согласованиях и интригах различных лоббистов и групп интересов. К лету 2001 г. в Думе уже было сформировано устойчивое большинство фракции новой объединенной партии власти «Единая Россия». Все комитеты были взяты под контроль. Любые препятствия для проведения законов были ликвидированы. Но препятствия были вне парламента. К концу года удалось совершить только два новых подвига: сократить до 24% налог на прибыль, ликвидировав одновременно налоговые льготы, и в октябре принять Земельный кодекс. И то, и другое было полезно для экономики и управления. Но этим все и ограничилось. Весь план экономической программы на 2000-2001 годы удалось выполнить менее чем на десять процентов.

Почему я так подробно об этом пишу? Представьте себе: молодой, популярный, энергичный президент, имеющий полный контроль над законодательным процессом; в воздухе витает: «Мы знаем, что делать. Главное, чтобы нам…». Но никто уже не мешает. И все топчется на месте. Причем цены на углеводороды в 2001 г. еще низкие; висят долги Парижскому клубу; потенциальные западные инвесторы не торопятся в Россию, выжидают. Медлить нельзя. И программа реформ катастрофически срывается. В чем же дело?

Ответ банален: в стране не было политика, готового взять на себя ответственность за решения в трудных ситуациях, в ситуациях, выявляющих противоречия между группами интересов. Последний такой политик подал в отставку 31 декабря 1999 года. Путин решителен, когда к нему приходят и говорят: «Мы тут все думаем, что полезно будет, если…». Тогда он, насупив брови, жестко говорит: «Надо срочно делать!». Если же к нему приходят с разными вариантами, он говорит: «Договоритесь, а потом приходите». И все виснет.

Теоретически строилась система, которую любовно, не без некоторого оргазмического восторга, называли «вертикаль власти». Но у вертикали не было вершины. Только некое невнятное, но ощутимое сияние, внушавшее восторг, но не производившее отчетливых властных отправлений. Этого мало, чтобы машина власти работала.

Уже в 2001 г. активность вертикали пошла по трем направлениям. Первое состояло из разнообразных индивидуальных усилий и борьбы многочисленных временных альянсов, направленных на извлечение административной ренты, а говоря попросту — личной выгоды, на коррупцию, короче говоря. В результате с 2001 по 2005 г. коррупционный оборот вырос, в относительных единицах, в семь раз (по консервативным оценкам).

Второе направление имело публичное выражение, но не публичные стимулы. Оно было связано с удовлетворением общего доминирующего интереса всех «жильцов» вертикали — сохранение вертикали и ее обитателей. К примеру, в 2001 г. были приняты первые поправки к законам о партиях и выборах. Характерно, что закон был трусливо подписан в разгар летних отпусков — 11 июля, когда шансы на протест были минимальны. Неудивительно: ведь изменения в законах создавали препятствия для партий, лишенных доступа к административным ресурсам. Клиентелла, склеенная из двух наспех сляпанных перед выборами 1999 года организаций бюрократов, больше всего боялась, что кто-то может повторить ее путь. Строительство законодательных бастионов не утихало все десять лет.

Третье направление активности — самое несущественное, но довольно шумное — объединяло разного рода имитации общественно-полезной деятельности, от законодательной до откровенно пропагандистской. Оно, в свою очередь, делилось на три потока. Первый состоял из инициатив, расширявших возможности для коррупции, закамуфлированных то под «наведение порядка», то под «укрепление государства», то еще под невесть что, вызывающее столь же священный трепет. Типичный пример: принятие Кодекса об административных правонарушениях, всемерно способствовавшего росту коррупции.

Второй поток — инициативы по укреплению вертикали, также прикрытые общественно-полезными целями. Самый яркий пример — отмена губернаторских выборов под лозунгом борьбы с терроризмом (имитация укрепления безопасности страны и граждан).

И третий поток — просто имитации сама по себе, вроде имитации борьбы с коррупцией. Примеры последуют ниже.

Эффективнее всего у режима получилось, конечно, работать на укрепление собственной власти. И для этого были веские основания. Поставьте себя на место нового президента. Вы никогда не готовили себя к политической карьере; тем более, у вас и в мыслях не было мечтать о президентстве, победив (о господи!) на выборах. И тут вам говорят: «Надо!». И еще вам говорят: «Не бери в голову. Мы все сделаем. Ты только брови хмурь и говори, что тебе напишут». И вы вдруг побеждаете, скажем так, деликатно, и становитесь президентом. И находите в этом много приятного. Все вас, как вам кажется, слушаются; говорят с вами предельно уважительно и рассказывают вам о том, какой вы замечательный. Вы все время в эфире и на газетных страницах. А женщины вдруг начинают говорить, что у вас очень сексуальные локти.

Но вы постепенно начинаете думать: «Если меня можно вдруг сделать президентом, то также легко можно на мое место запихнуть почти любого…». И вы решаете что, во-первых, нельзя ссориться с теми, кто сделал вас президентом, и, во-вторых, надо уничтожить любые возможности для того, чтобы тем же путем на ваше место могли привести кого-то другого. Или любым другим путем, например — в результате честных выборов. Потому что вы искренне верите, что президентами становятся только так, как им стали вы. Просто никто не признается. Как и вы. И по-другому вы думать просто не можете, потому что тогда потеряете последнее уважение к себе. А тогда вы не сможете искренне хмурить брови и напористо произносить банальности, которые для вас пишут. И тогда они захотят заменить вас другим. Поэтому надо себя уважать, как бы это ни казалось нелепым.

В 1996 г. политические элиты охватила сомнительная уверенность в том, что с помощью центральных телеканалов можно сделать президентом кого угодно. И вы тоже в это поверили. А вас тем временем называют с экрана «Крошкой Цахесом», критикуют за трусость в момент гибели «Курска», смеются над вашими ошибками. Поэтому вы совершенно логично решаете: хозяев гнать, каналы брать под жесткий контроль. Если у вас, читатель, есть фантазия и вам удалось поставить себя на место несчастного президента, то вы согласитесь с целесообразностью того, что произошло дальше.

Путин начал с прямого политического противника, «председателя партии НТВ», по выражению Александра Лившица, Владимира Гусинского. Он был арестован уже в июне 2000 года. Оказавшись в застенке, он согласился продать свой медиабизнес Газпрому, который уже возглавлял ставленник Путина. В апреле 2001 г. произошла смена руководства НТВ. В сентябре, после раскола журналистов и других скандалов, начало вещать новое НТВ. Оно не посмело называть себя «независимым» и назвало «новым».

Когда Борис Березовский, фактический хозяин ОРТ (ныне Первый канал), понял, куда дует ветер, он пошел на маневр: передал свои 49% акций под управление журналистам. Но Путина это не удовлетворило (я имею в виду коллективного Путина — конкретного телеперсонажа и тех, кто делал его за пределами телевизионной картинки). В результате в 2001 г. Березовский, по давлением «коллективного Путина», вынужден был продать свои акции государству за скромную сумму: 150 млн долларов. И Гусинский, и Березовский вынуждены были уехать из страны.

При Ельцине журналисты были отчаянно смелы. Легко быть смелым, когда уверен, что никакое вранье, никакое хамство не будет наказано. Стоило Путину (коллективному, знамо дело) только чуть-чуть оскалить зубки, как доблестные российские журналисты, особенно телевизионные, восторженно поползли служить. Не все, конечно. Большинство.

Путину повезло в 2001 г. настолько же, насколько не повезло США. Именно Путин оказался первым из руководителей государств, связавшихся с президентом Джорджем Бушем. С этого момента все международные рейтинги стали давать России все более положительные оценки, что бы ни происходило в стране, вплоть до середины нулевых. Путин за полминуты, бесплатно и надолго, обеспечил благосклонность к России. Не считая пары обрушений рынка в результате его заявлений, это была самая эффективная акция второго президента. Потом наши налоги в немалом количестве тратились на создание «положительного имиджа России» за рубежом. Без толку.

Тем более обидно, что друг Джордж отплатил другу Владимиру черной неблагодарностью: 13 декабря президент США огорошил президента России уведомлением о выходе США из российско-американского Договора о противоракетной обороне, действовавшего с 1972 года.

Не знаю, как вы, читатель, а я всегда был противником «дипломатии без галстуков». Мало ли что они сделают с тобой, неопытным, когда разденут?

(Продолжение следует)

Георгий Сатаров - Президент Фонда ИНДЕМ